ног до головы.
– Вы один приехали?
– Один… А что?
– С вами охраны нет?
– Охраны?.. Со мной?..
– Хорошо. Идите сюда.
Следуя за гражданином в шляпе, Лех ступил на крылечко дома номер пятьдесят. Мужчина открыл ветхую, скрипучую деревянную дверь. За ней оказалась металлическая, полированная, сияющая. Внутри, в квадратном помещении без окон, сидел человек в форме, напоминающей армейскую, но не совсем – знаками различия в петлицах служили единицы и нолики. Он читал брошюру.
Большеротый сказал:
– У него письмо от Кисча. Лично. Приглашение приехать.
Человек в форме дочитал до конца страницу, взял письмо, принялся рассматривать. Брошюра называлась «Почему вы не миллиардер?».
– У вас есть документы? С отпечатками.
Лех достал свой идентификатор.
Человек в форме лениво поднялся, подвел Леха к стене. Ткнул ногой внизу. Повыше открылось темное узенькое окошко.
– Ну, давайте скорее!
Взял Леха за кисть, сунул ее в окошечко. Что-то защекотало Леху пальцы, он попытался выдернуть руку. Человек в форме, удерживая ее, усмехнулся:
– Чего ежишься? Первый раз, что ли?
Щекотание кончилось, Лех вернулся к барьеру. Человек со странными петлицами поднял трубку телефона:
– Двенадцатого… Ага, это я. А двенадцатый?.. Вышел заправить зажигалку?.. Никогда его на месте нет. Слушай, тут явился тип с письмом от Кисча… Именно от самого. Написано, чтобы приезжал… И человек тот – я проверил… Подождать? А сколько его ждать – он заправит зажигалку, потом еще обедать пойдет?.. Ну… Ну… Ладно.
Положил трубку, повернулся к Леху. Подумал, повозился с чем-то у себя под столом. В стене открылась дверь. Там стояла кабина лифта.
– Пятый уровень. Комната пятьсот сорок или сорок один. Спросите, в общем.
Все это, вместе взятое, так ошеломило Леха, что он автоматически нажал кнопку, опустился и, только выйдя в просторный, наполненный народом зал с голубоватым светящимся потолком, пришел в себя и глухо, растерянно выругался:
– Чтоб им провалиться, дьяволам! Чтоб их, наконец, задавило как-нибудь, прижало и расплющило!
Выходило, что старые дома с цветочками, пушка за оградой, ресторан с живыми огурцами – обман, ложь. Маскировка, под которой тот же привычный комплекс, та же военно-промышленная тощища. У Леха заныло сердце – ведь некуда же деваться, некуда! – но через полминуты он почувствовал металлический вкус во рту и взбодрился. Собственно, иначе и быть не могло, мир надо брать таким, как он есть.
– Ладно… Черт с ними, с этими гадами!
– С какими?
Он вымолвил это в пространство, но смотрел прямо перед собой на девушку в алюминиевых брюках и светлой кофточке, которая как раз приближалась. Получилось, будто он обращается к ней.
– Нет, это я так… Не скажете, где тут пятьсот сороковые?
Девица указала ему на один из коридоров, что радиально расходились от голубого зала. Он побрел, поглядывая на номера. Ему и в самом деле было бы не ответить, кого он имеет в виду под теми, которых хорошо бы расплющить. Какие-то люди, которые не то чтобы планировали Леха угнетать, но были к этому причастны. Не именно одного Леха, естественно, а всех. Те, которые начинают с маленьких уступок несправедливости, злу и, постепенно восходя по социальной лестнице, кончают черт знает чем.
…Пятьсот тридцать пять… восемь… Вот, наконец, сорок.
Постучался. Ответа не последовало. Отворил сам. Тут было что-то вроде прихожей, обставленной дорогой индийской мебелью. Две двери вели куда-то дальше. Постучался наугад.
Изнутри отозвались:
– Войдите!
Голос Кисча, который Лех хорошо знал по присланным пленкам.
Лех вошел. За кабинетным столом в высоком кресле сидел Сетера Кисч и что-то писал.
У него было две головы.
Мгновение они смотрели друг на друга, потрясенные. Лех – в два глаза, Кисч – в четыре. Затем Кисч с легким криком вскочил, щелкнул на стене выключателем. С минуту из темноты доносилась какая-то возня. Голос Кисча, прерывающийся, нетвердый, спросил:
– Кто вы? Что это вообще такое?
Лех откашлялся, чувствуя, как пересохло вдруг горло.
– Лех.
– Какой Лех?
– Ты же мне писал. Твой школьный друг.
– Школьный друг… А-а-а…
Опять щелкнул выключатель. Кисч стоял посреди комнаты, бледный, с дрожащими губами. Поправлял прическу. Вторая, дополнительная, как будто бы помоложе, голова исчезла. Правда, свет в комнате был каким-то нереальным – повсюду мерцали зеркала, обмениваясь бликами.
– Кто тебя сюда пустил?
– Меня?
– Ну да!
– При мне было твое письмо. Они посмотрели на подпись. Проверили у меня рисунок пальцев. То есть отпечатки.
– А как ты вообще попал в этот город?
– Но ты же пригласил. Собственно, звал не один раз. Просто настаивал.
– О господи! – Кисч вздохнул. – Вот это номер! Я и представить себе не мог, что ты на самом деле приедешь. Даже не думал о таком.
– Зачем же ты звал тогда?
– Если тебе при случайной встрече сказали: «Очень рад познакомиться», ты же не принимаешь этого буквально. Не думаешь, что человек, который раньше о тебе и слыхом не слыхал, действительно вне себя от восторга.
– Да, конечно. – Леху уже было понятно, что его миссия окончится ничем. – Ошибся.
– Ты бы еще спросил, зачем я вообще начал переписку. Посиди вот так под землей безвыходно почти полтора десятка лет, не только друга детства вспомнишь.
– Но ты писал – все время разные там коллоквиумы, съезды.
– Мало ли что я писал. Куда мне ехать в таком виде?
– В таком виде?.. Значит, у тебя все-таки… – Леху даже неудобно было выговорить. – Значит, у тебя не одна голова?
– Не одна. Сейчас не видно, потому что специальное освещение… Потом ведь отсюда не выпускают, все засекречено. Случайность, что ты прорвался.
– Боже мой! – Леха объяло ужасом. Вот она, наука сегодняшнего дня. – Понимаешь, я и представить себе даже не мог, что ты сидишь вот так под землей. Но все равно, конечно, наивно, что я взял и прямо приехал. Не написал сначала, что собираюсь.
– Ничего. Что уж теперь.
– Ты извини.
– Ничего. Садись.
Они сели. Лех осмотрелся. Комната была большая и сильно заставленная. Кроме многочисленных зеркал, шкафы, диваны, шведская стенка, турник. Тут еще были рояль, зеленая школьная доска на штативе, полка мини-книг, телевизор, слесарно-токарный станок, прозрачная загородка для игры в теннис и прыжков, мольберт с палитрой и кистями. Чувствовалось, хозяин проводит здесь почти все или все свое время.
Кисч побарабанил пальцами по столу.
– Вот и хозяйство. За той дверью еще зимний садик и бассейн. Тут, в общем, вся жизнь… А как ты?
– Так все… – Лех замялся. – В целом, как я тебе писал. С деньгами постепенно становится туговато. Живем… Мобилей себе каждый год не меняю, необходимое пока есть.
– Что Рона? Не очень скучает с тех пор, как сыновья на учебе?
– Привыкла.
Помолчали, молчание сразу стало тягостным. Желтый листок